Н. Костко 40 лет на службе закона — Моя малая родина. Детство и юность

«Деревенька моя деревянная дальняя»…
Была удалена на значительное расстояние от районного центра с. Велижаны и областного – г. Тюмени. Состояла она из трех, примерно, десятков деревянных домов, расположенных по обе стороны широкой улицы, поросшей травой-муравой. Стояла деревня в окружении березовых лесов, а также осин, лип и других деревьев. Недалеко от деревни находилась темная неприветливая пихтовая роща. Между этими лесами раскинулись пашни, которые ежегодно засевались сельскохозяйственными культурами. За полями находились болота, некоторые из них, с выгоревшим торфом, заполнены водой. По берегам росли пустырник, ивы, камыши и другая болотная растительность. На этих водоемах и по его берегам гнездилось великое множество водоплавающей птицы. Здесь мы, особенно во время войны, приобретали первые навыки охоты на птиц.
Деревня Герасимовка Велижанского (ныне Нижнетавдинского) района, где я родился 9 июня 1933 года, была заселена в основном белорусами, приехавшими в начале 19 века во время массового переселения на свободные земли в Сибирь. В период Столыпинских реформ мои родители в детском возрасте из Белоруссии тоже были привезены в эту деревню. Здесь отец и его три брата построили дома, создали семьи и завели собственное хозяйство. По установленному в то время порядку, на каждого члена семьи выделялось по 10 соток земли на приусадебном участке. У нас семья состояла из 7 человек, соответственно, огород наш был 70 соток. Такой участок под силу обработать только большой семье, поэтому без всякого «материнского капитала», как правило, у всех были большие семьи. В нашем домашнем хозяйстве были: лошадь, корова, телята, овцы, свиньи и куры. При наличии такого подворья наша семья, как и другие, голодные 30-е годы прожили без особых потрясений.
Примерно в 1935-1936 гг. была проведена коллективизация. Прошла она, хотя и болезненно, но без репрессий. Люди со слезами отдавали нажитое потом и кровью: лошадей, коров, орудия сельскохозяйственного производства. На основе собранного и отобранного имущества был образован колхоз им. 1 Мая. Председателем колхоза избрали моего отца. Он пользовался авторитетом и уважением односельчан, к тому же имел несколько классов церковно-приходской школы. Отец, хотя и был председателем, но работал в поле наравне со всеми. В правлении собирались на собрание, как правило, перед посевной и осенью, по окончанию уборки. Народ был трудолюбивый и колхоз начал обживаться, закупили сельскохозяйственную технику, даже автомашину «полуторку», которая стояла у нас во дворе. Отец окончил шоферские курсы, управлял этой машиной.
Была открыта школа, детские ясли и садик, где кормили и одевали детей бесплатно, но в остальном никаких благ цивилизации не имелось. Электричества, радио, магазина, медпункта в деревне не было. Возможно, со временем все это и появилось бы, но началась война. Школу, ясли и садик закрыли. О начале войне сообщили из соседнего села Ново-Никольское, где был сельский совет и там находился приемник, по нему мы, собравшиеся из ближайших деревень, слушали выступление Молотова. Была объявлена всеобщая мобилизация. Все мужское население отправилось защищать Родину. Отец вместе со всеми ушел на фронт, хотя имел бронь и мог остаться руководить колхозом. Мобилизовали также лучших лошадей и единственную машину. Деревня опустела, остались немощные старики, женщины и дети. Тогда еще никто не предполагал, что война продлится долгих четыре года, погибнут миллионы советских людей, будут разрушены и сожжены города, деревни и села.
Деревня жила в ожидании вестей с фронта, со страхом и надеждой встречали почтальона. Одним он приносил радость, другим — горе. Первым из семьи отца погиб его младший брат Степан, который за проявленное мужество посмертно был награжден орденом Отечественной войны. О его подвиге писала районная газета. В школе учительница зачитала заметку о награждении моего дяди орденом. Через некоторое время этот орден был выслан семье погибшего и мы, ребятишки, бегали посмотреть его. Следующим погиб под Ленинградом и мой отец. Он был сапером, строили под Ленинградом на Пинских болотах лежневую дорогу. От ран и болезней, полученных на фронте, умер и еще один брат – Алексей. Сын брата Назара Григорий окончил в ускоренном темпе Тюменское военно-инженерное училище. В свои неполные 19 лет погиб, подорвавшись на мине. Вот такая тяжелая плата была за победу от нашей семьи. Но сколько таких семей… И «воевали они не ради славы, а ради жизни на земле».
Оставшимся женщинам и детям в деревне необходимо было выполнить весь объем работы, планы посева, уборки урожая и сдачи государству никто не сокращал. Нам, пацанам 8-10 лет, уже требовалось выполнять работу взрослых мужчин. Мне в первые годы войны приходилось пахать, сеять на лошадях, возить мешки с зерном и сдавать в заготзерно. Жалея нас, женщины шили мешки меньших размеров, килограмм по 30-40, но и с ними управляться было не легко. Затем меня отправили работать на прицепе трактора. Труд этот был не только неимоверно тяжелым, но и сопряжен с опасностью.
Однажды, когда мне было лет восемь, я на всем скаку упал с лошади, которая задними копытами чуть не убила меня. Другие падения с лошади обошлись без травм и были менее болезненны. В другой раз, в период работы на тракторе, чудом не погиб под его гусеницами. Ночью, перед рассветом, меня тракторист отправил в лес из водоема принести воды, чтобы залить в радиатор трактора. Поскольку почти сутки работали без сна и отдыха, я присел в борозде и уснул. Очнулся от грохота работающего трактора, гусеница которого нависла надо мной. Хорошо, что тракторист вовремя разглядел меня, а мог бы не заметить и переехать. С этим трактористом мы встретились через 60 лет и вспомнили этот случай.
Второй случай также произошел при работе на тракторе: когда я вылезал из кабины трактора, встал на гусеницу, тракторист неожиданно рванул трактор с места, я упал на гусеницу, но успел схватиться за кабину и влезть в нее. Когда сказал трактористу о том, что он чуть не переехал меня, он испугался не меньше моего.
Вся жизнь была подчинена одному призыву: «Все для фронта – все для победы». Он стал законом жизни военного времени.
Хорошо запомнился день победы – 9 мая 1945 года. Мы с мамой в этот день возвращались из леса, где занимались заготовкой дров на зиму. В деревне царило оживление, было шумно, нам сообщили, что закончилась война. Мама горько разрыдалась, точно так же, когда получила «похоронку». Она отчетливо понимала, что для нее война не закончилась, ясно, что муж не вернется, и ей так же предстояла нелегкая доля одной растить детей, надрываться на работе в колхозе и дома. В общем, как поется в известной песне, «был этот праздник со слезам на глазах».
В первый год войны я начал учебу в школе, для этого требовалось с 1 класса за 2 километра ходить в село Ново-Никольское, где на всю округу была одна 7-летняя школа. Занятия начинались не с 1 сентября, как обычно, а с 1октября. Этот месяц и все лето работали на различных сельскохозяйственных работах, осенью, естественно, на уборке урожая. В общем, у меня за четыре военных года трудовой стаж составил более 2-х лет. Но работа подростков, по существу, нигде не учитывалась.
Учиться в школе было сложно: не было учебников, тетрадей, чернил, перьев. Писали на старых газетах, книгах. Чернила готовили из сажи, иногда удавалось достать химический карандаш. Одним учебником пользовались одновременно 4-5 человек. А главное — не хватало времени для подготовки к занятиям. Работа дома отнимала слишком много времени. Учился, прямо скажем, не очень, но экзамены сдавал без троек. Для подготовки к экзаменам, по решению семейного совета, меня освобождали от домашней работы, а чтобы не было возможности нарушить эту «конвенцию», я уходил заниматься в ближайший лес.
Еще из школьной жизни запомнилось ощущение постоянного холода. Зимы во время войны стояли суровые, холодные, одежды достаточно теплой не было. Несколько раз обмораживал руки, лицо и уши. Вообще, все приходившие в школу из ближайших деревень, первым делом обступали в классе печку и грелись. До 5 класса в одной комнате занимались одновременно два класса, и урок вела одна учительница, которая поочередно объясняла предмет и давала задания. Многие мои сверстники бросили школу. В 1948 году я закончил обучаться в этой школе. Получил свидетельство о неполном среднем образовании. Встал вопрос: «что делать мне тогда, чем заниматься». Старшая сестра Аня после окончания 7 классов окончила двухгодичный учительский институт и начала преподавать в 18 лет математику в школах тогдашнего района. Старший брат Михаил оканчивал Тюменский сельскохозяйственный техникум. Высшее образование он получил позднее – заочно. Было решено мне первому предоставить возможность продолжить учебу в школе. Младшие брат и сестра продолжали ходить в школу. Отец с матерью еще до войны твердо решили: коль самим не было возможности учиться, дать детям образование.
Вообще отец проявлял заботу о том, чтобы дети росли здоровыми, всесторонне развивались. Им были куплены велосипед, лыжи, патефон, гармонь, книги и т.д.
Для получения среднего образования необходимо было уезжать из дома, т.к. средняя школа была лишь за 40 километров в райцентре. Первый год учебы жил на частной квартире. Вместо оплаты за квартиру выполнял всю хозяйственную работу. Спал на полу. Условий для выполнения домашнего задания не было. Следующие два года жил в общежитии, вместе с сельскими ребятами. Эти три школьных года были для меня самыми тяжелыми, прямо сказать – полуголодными. Я не терпел такого голодного существования даже в войну. Там я был дома и всегда была возможность что-нибудь поесть. В избытке – картошка, было мясо, яйца, продукты с огорода. А здесь, чтобы купить булку хлеба в магазине, нам приходилось стоять в очереди по несколько часов. И не всегда удавалось купить и хлеба. За продуктами почти каждую неделю ходили домой. В субботу после уроков уходили, а в воскресенье к вечеру возвращались. Хорошо, что со мной ходил из нашей деревни мой товарищ Николаев Леша. Общественного транспорта не было, попутных машин тоже.
Впрочем, всем ребятам в этом общежитии жилось тяжело. Мы, как могли, помогали друг другу. Мне на всю жизнь запомнилась фраза, выжженная на входной двери общежития – «Прощай наш храм науки и голода». Автор этих строк не лишен был чувства юмора, назвав наш деревянный двухэтажный дом «храмом», а что касается науки, она укладывалась в основном в рамки школьной программы. Справедлив автор был в одном – голода в этом «храме» было в избытке.
В период учебы я подружился со многими ребятами, особые дружеские отношения сложились с Юрой Афанасьевым, Аркадием Калугиным. Последний, хотя и не жил с нами, но постоянно приходил в общежитие. Наверное, если бы не настойчивость и забота мамы и старшей сестры, я школьное образование завершить не смог бы. Получив аттестат об окончании Велижанской средней школы, с чувством исполненного долга отправился домой.
Я продолжал оставаться колхозником по факту своего рождения. Из колхоза можно было уехать лишь двумя путями: быть призванным в армию или поступить в высшее учебное заведение. Все колхозники и их дети кроме свидетельства о рождении других документов не имели. Если возникала необходимость выехать за пределы района, правлением колхоза выдавалась справка, удостоверяющая личность.
Еще в период учебы в школе мной было принято решение поступить в военное летное училище. Первую медицинскую комиссию в районном военкомате прошел нормально. Претензий к моему состоянию здоровья не было. Оно не могло быть иначе. С детских лет занимался физическим трудом, бегал на лыжах, упражнялся на турнике, который был установлен на улице возле нашего дома. Все игры были подвижными. Я не представлял, что значит идти спокойным шагом, как правило, бежал бегом. И потом сама жизнь заставила при походах в школу вначале по 4 км в день проходить-пробегать, потом почти каждую неделю – 80 км. В средней школе занимался лыжами, постоянно принимал участие в соревнованиях. И вообще была нормальная наследственность. Родители не пили, не курили, вели здоровый образ жизни и рос я в экологически чистом районе. Питался продуктами в основном со своего огорода, выращенными без всякой «химии».
Получив из военкомата повестку, предписывающую прибыть в облвоенкомат, я отправился знакомой дорогой в райцентр. Пройдя километров тридцать, решил отдохнуть, свернул с дороги в лес, прилег и уснул. И надо же было такому случиться, в ухо залезло какое-то насекомое, выдворить его оттуда я не смог. Так и шел с этой тварью оставшееся расстояние. На квартире мне подсказали налить в ухо воды и насекомое выльется вместе с водой наружу. Я так и сделал и освободился от этой букашки.
На комиссии в военкомате у меня определили незначительное повреждение барабанной перепонки. Я рассказал о природе ее появления. Мне предложили пару недель «подлечиться», пройти повторное обследование, после чего будет окончательно решен вопрос о призыве в армию. Я понимал, что в училище меня, очевидно, не примут. Выйдя из здания военкомата в расстроенных чувствах, побрел по ул. Республики. Возле здания сельхозинститута встретил своего школьного друга Калугина Аркадия. Он мне рассказал, что едет в Свердловск поступать в юридический институт. Я ему поведал о своем незавидном положении. Калугин посочувствовал и предложил поступать вместе с ним в институт. Представление об этом институте было довольно смутное, единственное знал — там готовят следователей. Я согласился. Поскольку аттестат у меня был с собой, зашли в центральный почтамт и вместе с моим заявлением отправили в приемную комиссию института. Не понятно, почему не отправил письмо с Аркадием, это было бы гораздо быстрее. Я уехал домой в ожидании вызова из института, без этой бумаги меня бы никто не отпустил. Наконец, за два дня до начала сдачи экзаменов, пришел вызов, и я ночью пешком отправился в райцентр, где мне необходимо было получить паспорт. Получив паспорт, на попутной машине добрался до Тюмени. На следующий день мой дядя, работавший водителем, на автомашине «Победа» отвез меня на вокзал, я отправился (впервые на поезде) в институт.
Прибыл я в Свердловск в день сдачи экзаменов. На первый экзамен опоздал. В приемной комиссии мне посоветовали сдавать устные предметы, а сочинение написать со вторым потоком. Слоняясь по коридорам института, вновь встретил Аркадия, который уже написал сочинение. Сдав устные предметы, как и советовали в приемной комиссии, со вторым потоком написал сочинение. По моей просьбе преподаватель здесь же, в аудитории, проверил мое сочинение, поставила оценку «4», а поскольку по другим предметам была такая же оценка, в приемной комиссии меня заверили, что я буду зачислен студентом института.
В этот же день в прекрасном настроении уехал в Тюмень. Увидев меня, родственники первым делом спросили: «Провалил экзамены?» Моим объяснениям, что я сдал все экзамены и буду зачислен в институт, они не очень поверили, заявив при этом, что дети их знакомых уехали дней за 10 до сдачи экзаменов и никто еще не вернулся, а ты, мол, всего неделя прошла, и уже прибыл.
Получив письменное подтверждение, что я зачислен студентом Свердловского юридического института, отправился получать знания и профессию юриста.