Н. Костко 40 лет на службе закона — Север в душе и памяти моей. Первые шаги трудовой деятельности

Перед окончанием обучения в институте, комиссией по распределению молодых специалистов было предложено поехать работать в органы прокуратуры и, конкретно, в Тюменскую область. В принципе, не возражал против такого решения, лишь высказал опасения, что меня могут направить на Север. Ехать туда мне не хотелось. Выслушав мое заявление, представители института заверили, что выпускников нашего института, как правило, не направляют.

Видимо, я оказался исключением из этого правила. Меня отправили не просто на Север, а на самый, что ни есть Крайний Север, на край земли, на полуостров Ямал, далеко за Полярный круг. Вопреки названию (Я мал) территория полуострова огромная. На нем могло разместиться приличных размеров государство. Но это всего лишь одноименный район – Ямальский, простирающийся до самого Ледовитого океана.

Первый шаг на пути «освоения Севера» был  сделан в отделе кадров прокуратуры области, где мне заявили, что вакантная должность следователя-стажера есть только в прокуратуре Ямальского района. Позднее я узнал, что в кадрах слегка лукавили. Были и другие вакансии, им необходимо было укомплектовать северные районы. Ехать туда желающих не находилось. Естественно, мне пришлось согласиться. Как молодой специалист, я обязан был отработать три года там, куда меня направят. В общем, как говорится, никакой альтернативы. Приказом прокурора области с 07.08.1956 года был назначен стажером следователя прокуратуры Ямальского района Ямало-Ненецкого округа. В то время в прокуратуре следователя вообще не было, так что стажировать меня было некому, эту миссию надлежало выполнить прокурору района.

Вспомнилась стажировка (или ознакомительная практика), которую, будучи студентами, мы с Калугиным проходили в прокуратуре Велижанского района, где прокурором был Стабровский В.Ф., участник войны, танкист, награжденный многими орденами и медалями. По характеру живой, общительный, интересный рассказчик, он был из тех мужчин, которые до конца жизни остаются смелыми, бесшабашными. Он вдохновенно, с лихим мальчишеским задором, мог рассказывать о случаях из собственной жизни, анекдоты и содержание прочитанных книг. Каждый рабочий день у нас начинался с того, что Стабровский В рассказывал содержание прочитанной им ночью части произведения А. Дюма «Граф Монте-Кристо». Продолжалась эта самодеятельность примерно до обеда. После чего приходил следователь Игнатьев с водкой и гитарой. Оба они были любителями «принять на грудь». Так до конца рабочего дня «закрепляли» пройденное и «духовно очищались».

Прокуратура располагалась на втором этаже, а на первом – отдел народного образования. Очевидно, они сообщили в райком партии о «разгуляеве» над их головами. Из райкома последовал звонок и приглашение прокурору прибыть к ним. На что Ставровский, не совсем твердым голосом, но уверенно ответил, что сейчас он занят и принять приглашение не может. На следующий день он задержался. Когда пришел, сообщил что был в райкоме. На вопрос: «Ну, как обошлось?» беспечно ответил: «А, ерунда, объявили выговор». Мне предстояло стажироваться и работать в другом режиме и с прокурором совершенно иного поведения.

В день издания приказа в прокуратуре области встретился с прокурором района Самошкиным Антоном Ивановичем, с которым предстояло работать. Он с семьей в Тюмени проводил отпуск. Мне он предложил отправляться в путь и в Салехарде ожидать его. Позднее я узнал от Самошкина, это он «подсуетился» и попросил, чтобы именно меня направили к нему следователем. Хотя было несколько личных дел, однако те кандидатуры его не устраивали. Ему нужен был специалист, не избалованный городской жизнью, который не боялся бы трудностей, трудолюбивый. До этого у него был следователь Дудиловский, который всячески уклонялся от командировок, недобросовестно относился к исполнению своих обязанностей, а затем, бросив дела, вообще уехал из района и области. Так что никаких дел он мне не передавал, за него это сделал прокурор.

Он, по сути, стажировал меня не только по следствию, но и по всем отраслям надзора. В этом была жизненная необходимость. При выезде прокурора в командировку или в отпуск, его обязанности возлагались на меня.

Прежде чем отправиться в дальнюю дорогу, я съездил в с. Бухтал, где жили моя мама, мои два брата и две сестры. Брат в этом селе был избран в 23 года председателем крупного колхоза. Дом, который отец срубил своими руками, из Герасимовки перевезли в это село. Меня собрали в дорогу, положили необходимую одежду, сшили ватное одеяло, связали теплые носки и я отправился к месту работы.

Из Тюмени до Тобольска по бездорожью добирался на автобусе, затем на теплоходе до Салехарда. По прибытии доложился прокурору округа Пономареву П.Ф.. Он уже, по существу, передавал дела своему заместителю Рыбникову Б.И.. Пономарев не имел высшего образования, уехал дорабатывать до пенсии прокурором Шурышкарского района. Я же, дождавшись Самошкина А.И., на почтовом катере отправился к месту назначения в п. Яр-Сале – районный центр.

В пути следования прошел, своего рода, посвящение в северянина. Впервые выпил спирта и закусил сырой рыбой, свежемороженым муксуном, вместе с мужиками, возвращавшимися из отпуска. Все дружно постановили: «Наш человек! На Севере не пропадет!». Следует сказать, что если бы мы в то время не ели сырое оленье мясо и рыбу (строганину), то не избежали бы многих болезней, особенно цинги, т.к. свежие фрукты и овощи не завозились, все было консервированное. Картошку, как и дрова, завозили осенью, распределяли по списку, закупали на всю зиму.

Первое впечатление от поселка и окружающей среды было не из приятных. Дома, в основном, барачного типа, старой постройки. Кругом тундра, болота. Только кустарники тальника по берегу р. Умбы. На дороге (улице) сплошная грязь, деревянный тротуар на одной стороне улицы. Повстречалось несколько человек, одетых в одежду, пошитую из оленьих шкур. Были они не опрятно одеты, к тому же шел дождь и одежда их имела неприглядный вид. Первая мысль была не утешительная: «Как я здесь буду жить? Все чужое, незнакомое». Но человек ко всему привыкает, эту истину я осознал уже через несколько дней, когда окунулся в работу, познакомился с людьми.

Прокуратура располагалась на первом этаже двухэтажного деревянного дома. В нем размещались партийная и советская власти, а также народный суд. Мы с прокурором занимали один небольшой кабинет, в другом крохотном кабинете была канцелярия. Транспорта никакого не было, да и ехать на нем некуда. Если в командировку, зимой — на оленях, летом — на почтовом катере. Квартиры для меня не было. Прокурор любезно предложил пожить временно в его квартире, которая состояла из двух комнат. У них было двое малолетних детей. Видя мое мрачное настроение, и чтобы как-то развеять его, Самошкин командировал меня в п. Салемал для расследования обстоятельств образования недостачи у продавца магазина. Пока разбирался с этим делом, в соседнем рыбозаводском п. Пуйко было совершено покушение на убийство и злостное хулиганство. Во время расследования этих преступлений поступило сообщение о покушении на хищение 19 ящиков сливочного масла. Пришлось расследовать и это преступление.

В общем, вернулся из первой командировки с четырьмя уголовными делами, тремя задержанными, двое из них с санкциями прокурора были взяты под стражу. Вместе с тем, прокурор сделал мне замечание, что без работников милиции сопровождал задержанных. Дела были в срок закончены, виновные осуждены.

Вот как оценивал мою работу прокурор района в докладной записке прокурору области Пономареву Т.Н. с просьбой зачислить на должность следователя и, соответственно, повысить зарплату (получал я 680 руб.): «С первого дня работы т. Костко были предъявлены серьезные требования и он испытание выдержал успешно. За два месяца лично т. Костко закончил 8 уголовных дел: по хулиганству, покушению на убийство, кражам, хищению социалистической собственности, нанесению тяжких телесных повреждений. Качество расследования, с учетом отсутствия практического опыта, – хорошее.

Все дела приняты судом, часть рассмотрено.

Товарищ Костко трудолюбив, исполнителен, работает, не считаясь со временем. Во время командировки проявил инициативу, что позволило раскрыть покушение на хищение 19 ящиков масла заведующим базой Пуйковского рыбкоопа».

24.12.1956 был назначен следователем прокуратуры указанного района. К тому времени нам с техником узла связи выделили небольшую комнату, где с трудом разместили две кровати, столик и остался узкий проход между ними. В комнате стоял жуткий холод, печь топили сырыми дровами. Под дверью не таял снег. Спасали лишь теплая одежда и ватное одеяло. Позднее мне дали другую комнату, в которой мы жили  с ответственным секретарем районой газеты «Правда Тундры» Сущим Сашей, ставшим мне другом на долгие года.

Как-то мне личным, так сказать, «сыском» удалось установить и задержать уборщицу отдела народного образования, которая, путем подбора ключей, из сейфа систематически похищала деньги. На что Сущий, со свойственным ему юмором, заметил: «Ты последнего «медвежатника» района ликвидировал».

А вообще-то в районе криминальная обстановка была непростой. Она усугублялась тем, что на летний период в оба рыбозавода завозилось несколько сотен человек, которые обрабатывали рыбу и выполняли подсобные работы. Контингент состоял, в основном, из ранее судимых.

Для поддержания общественного порядка были образованы бригады содействия милиции (БСМ), которые действовали в тесном контакте с участковыми милиции и другими сотрудниками правоохранительных органов. У проходной обоих рыбозаводов были оборудованы своего рода КПЗ, куда временно помещались особо буйные пьяные нарушители общественного порядка и лица, совершившие преступления. Бывая в командировках по расследованию преступлений, мне оказывали содействие участковые уполномоченные, а также члены бригады содействия милиции. Они хорошо знали обстановку, лиц, проживающих на их территории. Иногда они сообщали о готовящихся или совершенных преступлениях. Так, о подготовке совершения хищения 19 ящиков сливочного масла мне сообщил командир БСМ п. Пуйко Верховец Женя, с которым у меня сложились хорошие отношения.

Известно, что даже самая длинная дорога начинается с первого шага и очень важно, чтобы наши шаги были сделаны под руководством доброго и умного человека, квалифицированного, опытного специалиста. Для меня таким наставником был Антон Иванович Самошкин. Работая с ним в одном кабинете, я повседневно имел возможность видеть и учиться у старшего коллеги организации работы прокуратуры: планированию работы, проведению прокурорских проверок, правильному оформлению документов реагирования на выявление нарушения. Он доброжелательно относился к гражданам, внимательно выслушивал их жалобы, принципиально реагировал на допущенные нарушения закона, добиваясь их устранения. Хотя он и не имел высшего юридического образования, хорошо ориентировался в законодательстве.

При допросе свидетелей, подозреваемых и обвиняемых никогда не повышал голос, не унижал и не оскорблял их. По характеру спокойный, уравновешенный, хороший семьянин, добрейшей души человек. У нас с ним сложились дружеские отношения. Как-то в беседе со мной он мне заявил: «Со временем ты станешь одним из руководителей прокуратуры и мне доведется поработать под твоим руководством». Я, конечно, не придал этому особого значения, да и как я «зеленый» начинающий следователь мог об этом думать? Для меня тогда старшие по возрасту прокуроры являлись мудрыми и недосягаемыми людьми.  Не знаю, что он тогда во мне разглядел, было лишь прилежное старание и желание работать. Возможно, это и было определяющим. Во всяком случае, его пророчество сбылось. Через несколько лет я был назначен руководителем прокуратуры округа. Самошкин, по окончанию срока работы прокурором (из-за отсутствия высшего образования), был переведен старшим следователем прокуратуры г.Тюмени. По его просьбе и моему содействию его направили в округ следователем прокуратуры Шурышкарского района. Мне доводилось изучать расследуемые им дела и поддерживать по ним обвинение. Замечаний по качеству расследования у меня и суда не было. Добрые отношения у нас с ним сохранились. Я бывал в их семье, приезжая в Салехард, он приходил ко мне домой.

К юбилейному дню его рождения мной была написана заметка, озаглавленная «Поручено Самошкину», которую опубликовали в газете «Красный Север». В ней я поделился воспоминаниями о совместной с ним работе, положительно оценил его работу в должности следователя прокуратуры.

Выйдя на пенсию, Самошкин купил домик в г. Тюмени и длительное время жил там с семьей. Похоронив жену и старшего сына, уехал жить к дочери в г. Сургут. Там он и умер. Хоронить его привезли в г. Тюмень. Я вместе с родственниками проводил его в последний путь. Добрая память о нем сохранится на всю оставшуюся жизнь.

Но вернемся снова к тому времени, когда еще я работал следователем. Несмотря на тяжелые жилищные, материальные и климатические условия, работать на Севере мне нравилось. Особенно нравились люди, их простота общения, доброжелательность, приветливость и отзывчивость. Мы все были одинаково не богатые. Наши отношения не разъедала корысть и зависть. Нравственно были гораздо чище, чем некоторые современные чиновники. Меня особо не затрудняли длительные поездки, летом — на лодках, катерах, зимой — на оленьих и собачьих упряжках. От жгучего холода зимой спасала меховая из оленьих шкур одежда (малица, гусь), обувь (кисы и тоборы).

Зимой в пути ночью вдоволь насмотришься на сказочно красивое северное сияние, чудесное переливание разноцветных красок, на звезды. В пургу, по опыту ненцев-оленеводов, укрывались между лежащими оленями.

Белое безмолвие тундры, пожалуй, лучше других описал Джек Лондон, полное собрание сочинений которого есть в моей личной библиотеке. Временами перечитываю его отдельные произведения, касающиеся северной жизни.

Поскольку я часто и длительное время бывал в пути по безлюдной тундре, по совету прокурора и благодаря содействию его жены-хирургической медсестры, в порядке профилактики вырезал аппендикс.

За два с половиной года мной было окончено более 60 дел, все они были судом рассмотрены, постановлены обвинительные приговоры. На доследование дела не возвращались. Конечно, иногда допускались досадные ошибки, но они в рабочем порядке устранялись.

Однажды, в первый год работы, торопясь закончить в конце месяца несколько дел, я умудрился протокол допроса по делу об убийстве подшить в дело о хищении. Судья предложила перешить дело и разместить протокол по назначению. Из этого я для себя сделал однозначный вывод – никогда не допускать беспорядка на столе, где должны быть лишь те документы и дела, с которыми производится работа.

В первый же год работы познакомился с молодежью райцентра и других поселков, посещал дом культуры, участвовал во многих мероприятиях, в том числе соревнованиях по лыжам, волейболу, баскетболу. Даже пытались направить в окружной центр на соревнования по штанге. Но соревнование не состоялось. Меня избрали секретарем комсомольской организации суда, милиции и всех районных учреждений, а также членом бюро райкома комсомола. Секретарем райкома был Леонид Лапцуй, будущий известный поп. А в то время я помогал ему, редактировал отчетный доклад на комсомольскую конференцию.

В общем, жизнь налаживалась, скучать было некогда. В выходные дни с другом уезжали на рыбалку, охоту. Благо, все это удовольствие можно было получить за околицей поселка. Наверное, работал бы в этом районе еще несколько лет, но… неожиданно пригласили в райком партии, и первый секретарь райкома Ниценко А.С. предложил возглавить районную комсомольскую организацию.

По установившейся традиции я должен был поблагодарить за высокое доверие и согласиться, как говориться: «Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть». Но я категорически ответил: «Нет», при этом пояснил, что я учился, чтобы работать по специальности, к тому же специфики комсомольской работы не знаю. В ответ мне было сказано, что специальных учебных заведений по подготовке к комсомольской работе нет, а опыт комсомольской работы есть: в институте был комсоргом (и откуда узнали), являюсь секретарем комсомольской организации, членом бюро райкома комсомола. У молодежи, мол, пользуюсь авторитетом и уважением. Но я отказался. Вскоре меня приняли кандидатом в члены КПСС, на собрании много было сказано лестных слов. Рекомендации дали прокурор района и секретарь партийной организации.

Тем временем началась подготовка к выборам в местные советы народных депутатов. Меня вновь «выдернули» к первому секретарю райкома партии, где мне было предложено баллотироваться кандидатом в депутаты, с последующим избранием секретарем исполкома районного Совета народных депутатов. Меня здесь же ознакомили со списком кандидатов, там была и моя фамилия. Я вновь отказался. Мне популярно объяснили, что я являюсь кандидатом в члены КПСС, и на меня в полной мере распространяется партийная дисциплина, если я не соглашусь, буду исключен из кандидатов в члены КПСС, а это значит, что для меня на долгие годы будет закрыта дорога к повышению по службе. Я также отдавал себе отчет, что меня делают заложником всех недостатков и просчетов в работе исполкома. Председателем являлась малограмотная женщина из лиц коренной национальности. С нее какой спрос, будут спрашивать с меня. Переговорили с прокурором и решили, что в этой ситуации самое лучшее для меня — уехать из района. О сложившейся обстановке я сообщил прокурору области. В ответ получил телеграмму от Пономарева Г.Н., что «в переходе работать он возражает». Но она для райкома, да и для меня тоже, решающего значения не имела. Я понял, что ничего хорошего в обозримом будущем для меня не будет. В расстроенных чувствах отбыл по делам в Н. Порт. Туда «прилетела» телеграмма от Самошкина, извещавшая, что прокурор области предлагает перевод следователем в г.Тюмень. Затем, уже на мое имя, прокурор области в телеграмме предлагал ускорить ответ о согласии работать следователем прокуратуры г.Тюмени. Я телеграфировал свое согласие на перевод. Хотя уезжать мне не хотелось, не хотелось расставаться с людьми, с которыми успел познакомиться и подружиться.

На Севере многое для меня было открытием. Я впервые увидел при весеннем разливе необъятные водные просторы, полноводнуюе реку Обь и Обскую губу, где испытал сильнейший шторм (наш катер кидало на крутых волнах как щепку). Многие километры преодолевал по пустынной заснеженной тундре, любовался удивительной красоты переливающимся разноцветными красками сказочно красивым северным сиянием.

Нельзя оставаться равнодушным, наблюдая, как после длинного зимнего периода зарождается летний день. В Н – Порту мне довелось увидеть, как впервые на горизонте появляется краешек багрового цвета солнца, и тут же скрывается, чтобы затем вновь и вновь появляться, увеличиваясь в размере, все дольше и дольше задерживаться на небосводе. И, наконец, достигнуть полного размера огненного шара. Наступает самая прекрасная пора короткого лета. Тундра покрывается зеленым ковром, украшенным различными цветами. Прилетает великое множество птиц для гнездования и выведения птенцов. А солнце круглые сутки раздает свет и тепло. Меня как-то турист, ехавший рано утром на речном трамвайчике, показывая на солнце, спросил: «Оно всходит или заходит?» Я ответил: «То и другое одновременно». Солнце в эту пору не скрывается за горизонтом, пройдя по краю, вновь поднимается в зенит.

На Ямале я приобрел свое первое охотничье ружье.

Покидал я гостеприимную холодную ямальскую землю в подавленном настроении. Кроме прокурора ни с кем не попрощался. С чемоданом отправился на аэродромную площадку, куда должен был прилететь АН-2. Друг в это время был в командировке. Не ожидая рейсового самолета, вылетел в Салехард на спецрейсовом, с милицейским конвоем, сопровождавшим осужденных. В пути следования я пытался понять, почему у меня не сложились отношения с райкомом партии. Возможно, началось с того, что на первой отчетно-выборной конференции я резко критиковал работу бюро райкома комсомола. Присутствовавшему на конференции второму секретарю райкома партии Скрипунову, ответственному за работу комсомольской организации, мое выступление очень не понравилось. Это он отметил в своем выступлении. Вторично у нас произошла неприятная беседа. Он пытался отправить меня в командировку в Надымский район, на территории которого в Обской губе утонул во время шторма катер вместе с семью рыбаками Ямальского района. Я пытался объяснить Скрипунову, что мои полномочия распространяются лишь на территорию данного района. Скрипунов категорически требовал выехать для расследования, заявляя: «Там погибли наши люди». В ответ я возразил: «Наши люди могут погибнуть и в других городах, я что, должен летать и  туда? И вообще, я без разрешения вышестоящего прокурора за пределы района выехать не могу. Будет прямое указание – выеду». Прокурор района и первый секретарь были в отпуске. Считая вопрос закрытым, ушел к себе.

Через некоторое время Скрипунов вновь вызвал и заявил, что он разговаривал с судьей Смирновым, который, мол, старше тебя более чем в два раза и опыта работы тоже. Так вот, он тоже считает, что Вы обязаны выехать для расследования. Я не очень поверил этому. Сказал: «Что там говорил Смирнов я не знаю, я за свои слова отвечаю и Ваше указание выполнять не буду».

Каково же было мое удивление, когда Смирнов зашел ко мне в кабинет и подтвердил, что действительно говорил Скрипунову, что я должен выехать для расследования обстоятельств гибели рыбаков. На мой вопрос, почему он так поступил, отлично зная, что я по закону не имею права вести расследование в другом районе, это же элементарно, Смирнов ответил, что он прекрасно это знает, но побоялся об этом сказать, он пережил 37 год и до сих пор боится противоречить власти. Извинился передо мной. Заявил, что ему надо доработать до пенсии. Не знаю, звонил или нет Скрипунов вышестоящему прокурору, но ко мне начались всевозможные придирки. Систематически этот секретарь стал требовать, чтобы я выезжал уполномоченным по лову рыбы. Мои объяснения, что я в жизни даже на удочку рыбу не ловил, какой от меня толк, не воспринимались. Дошло до того, что через прокурора стали предъявлять претензии, почему я до сих пор не женился. Мы с Самошкиным от души посмеялись над этим «маразмом». А уж когда отказался от предложений перейти на работу в комсомол, а потом в исполком районного совета, то, естественно, оставаться там жить было невозможно. Решение было одно – уехать.

Прилетев в Салехард, я отправился на следующий день в прокуратуру округа. Прокурор округа был в отпуске, его заместитель Роган Я.З. предложил мне подняться на второй этаж к секретарю окружкома партии. При этом пояснил, что инструктор окружкома вчера выезжал встречать меня к рейсовому самолету, чтобы доставить в окружком. Ну, прямо готовый сюжет для детектива. Не хватало объявить во всесоюзный розыск.

Заместитель прокурора заявил, что я никуда не пойду, если я появлюсь в окружкоме и откажусь вернуться в район, меня тут же исключат из кандидатов в члены КПСС. «В общем, считай, что ты меня не видел, в прокуратуру я не заходил».

Роган рекомендовал выехать через Лабытнанги поездом, чтобы меня в аэропорту «не отловили». Перспектива тащиться поездом двое суток меня не устраивала, поэтому на следующий день улетел самолетом в Тюмень. В прокуратуре области я рассказал Пономареву Т.Н. о своем «побеге», он от души посмеялся и заметил, что на местах беспредельничают. Пожелал мне успехов на новом месте работы.